- 10
- 9
- 3
August Drimmur
Carter Montgomery
Oscar Polsson
Torkel Nordland
Akihiro Hayakawa
Carter Montgomery
Oscar Polsson
Torkel Nordland
Akihiro Hayakawa
Детство. Потерянное тепло.
20 ноября 2003 года. Сан-Андреас.
Шум машин. Гул голосов. Полицейская сирена режет воздух, отскакивая эхом от мокрых стен. Солнце не торопится показываться — в Сан-Фиерро всё давно тонет в сером. День как день. Кто-то спешит в офис со стаканом кофе. Кто-то вытягивает руку с надеждой на пару центов. А кто-то, затаив дыхание, молится, чтобы этот день закончился благополучно.
Скорая помощь маневрирует между машинами, будто игла, пробивающая ткань на сквозь. Сирена воет так, что дети на тротуарах затыкают уши.
— «Держись, милая, ты сможешь. Всё хорошо, я здесь…» — голос мужчины срывается от волнения. Он сжимает руку жены, его ладонь дрожит.
— «Она уже идёт… Ричард, она уже идёт...» — тяжело дышит Аманда, глаза полны слёз — от боли, и от счастья, которого она ждала девять месяцев.
— «Почти доехали!» — кричит фельдшер. — «Держитесь, мама, осталось немного!»
Стерильный белый свет. Крики. Суета. Команды врачей.
Потом — плач. Такой громкий и отчётливый, будто мир впервые услышал эту душу.
— «Девочка!» — говорит акушер, поднимая крошечное существо. — «Здоровая, крепкая девочка!»
Ричард замирает на мгновение. Потом его лицо озаряется. Он наклоняется к Амандe, целует её в лоб.
— «Ты слышишь её? Это наша Тереса…» — шепчет он. — «Наша девочка...»

Я родилась в городе, где солнце всегда пряталось за бетонными стенами. Сан-Фиерро — серый, шумный, вечный.20 ноября 2003 года. Этот день мне рассказывали много раз, будто это может что-то изменить. Но память упрямо держит лишь ощущения: страх, холод, чей-то голос — тёплый, мужской, дрожащий.
Где-то там, в сиренах и гуле улиц, я пришла в этот мир. Кто-то звал меня «девочка», кто-то — «Тереса». А кто-то — «наша».
Папа. Мама. Их лица я знала бы даже в темноте.
Они говорили, я была крепкой. Плакала громко. Смеялись, что я — бунтарка с первых минут. Мама плакала от счастья.
Она очень хотела меня. Я это чувствовала.
Ноябрь. 2005 год.
Мне два года. Я не помню подробностей, но воспоминания странным образом запечатлелись запахами, звуками.Дождь. Медвежата на пижаме. Тёплый пар из кухни. Кубики на полу.
Мир был прост — башня из дерева, мамины руки, папин голос. Они смеялись. Они любили.
«Ты видел, как она теперь говорит "папа"?» — сказала Аманда с мягкой улыбкой.
«Говорит? Она уже им командует», — рассмеялся Ричард. — «Вчера велела мне сесть рядом и смотреть, как она кормит плюшевого медведя. Целый час сидел под арестом.»
«Папа скоро вернётся, зайка. Будь хорошей девочкой, ладно?»
Вдруг я впервые испугалась. Не какого-то звука или монстра под кроватью. Я испугалась потери.
Он надевал куртку, собирался уходить. А я вцепилась в него, как будто внутри уже знала — он не вернётся.
«Не надо... Не уходи...» — говорила я папе.
«Что с ней?..» — нахмурилась Аманда, подбегая.
«Зайка, я же скоро… я же вернусь…» — папа опустился на корточки, обнял меня. — «Я обещаю.»
«Что с ней?..» — нахмурилась Аманда, подбегая.
«Зайка, я же скоро… я же вернусь…» — папа опустился на корточки, обнял меня. — «Я обещаю.»
Я не помню, сколько кричала. Но помню, как его пальцы дрожали, когда он пытался разжать мои.
Он ушёл. Я осталась у окна, смотрела, как фигура растворяется в дождливой серости улицы. И сердце моё сжималось, хотя я тогда ещё не знала, что такое сердце и как оно умеет болеть.
Позже, в тот же вечер.
Мокрая дорога, тусклые фары. В салоне играет радио.
«Чёрт, заносит! Осторожнее!» — кричит Ричард.
«Проклятье, тормоза!»
«Проклятье, тормоза!»
Машина срывается в кювет. Удар. Скрежет металла. Крик.
Тишина. Потом хрип.
Тело Марко вдавливает Ричарда в сиденье, перекрывая ему дыхание.
«Мар... ко… помоги…» — сдавленный голос.
Марко приходит в себя. Видит кровь. Паника. Он отползает от машины.
«Чёрт… чёрт-чёрт-чёрт…» — он смотрит на неподвижное тело друга, потом оглядывается и… бежит в лес.
Он исчезает в темноте. Больше его никто не видел.

На следующий день.
«Авария…» — выдавливает офицер, стоя у двери Альваресов.
«Ричард… погиб.»
«Ричард… погиб.»
Я не понимала, но мама закричала, и я испугалась. Мне просто хотелось, чтобы всё снова стало как прежде.
Похороны.

Люди в чёрном. Бабушкина рука.
Я подошла к гробу. Мне не сказали, что это — конец. Только что папа «спит».
Я дотронулась до его руки. Холод. Неподвижность. И тишина.
Папа? Почему ты спишь?
Мама не сдержалась — закричала. А я стояла и всё ещё надеялась, что он откроет глаза. Хоть на миг. Хоть на прощание.
Если бы я могла тогда говорить как взрослая, я бы спросила:
Зачем ты ушёл, когда я держала тебя так крепко?
Но я была всего лишь тенью. И осталась ею..
Последнее редактирование: